история создания грампластинки. О чем не знал Барон Мюнхгаузен
Кто изобрел звукозапись? Конечно, не барон Мюнхгаузен. Однако его стоит здесь вспомнить.
У него была буйная фантазия. И своя, очень убедительная, логика. Все его небылицы строились по известному принципу: «Что будет, если...»
Одну небылицу хочется привести почти целиком: «...Я решил уехать из России, сел в карету и покатил на родину. Зима в том году была очень холодная. Даже солнце простудилось, отморозило щеки, и у него сделался насморк. А когда солнце простужено, от него вместо тепла идет холод. Можете себе представить, как сильно-я продрог в моей карете!
Дорога была узкая. По обеим сторонам шли заборы. Я приказал моему ямщику протрубить в рожок, чтобы встречные экипажи подождали нашего проезда, потому что на такой узкой дороге мы не могли бы разъехаться.
Кучер исполнил мое приказание. Он взял рожок и стал дуть. Дул, дул, дул, но из рожка не вылетало ни единого звука!»
Зато потом в гостинице... «Мой кучер повесил рожок неподалеку от печки, а сам подошел ко мне, и мы начали мирно беседовать.
И вдруг рожок заиграл:
«Тру-туту! Тра-тата! Ра-рара!»
Мы очень удивились, но в ту же минуту я понял, почему на морозе из этого рожка нельзя было извлечь ни единого звука, а в тепле он заиграл сам собой.
На морозе звуки замерзли в рожке, а теперь, отогревшись у печки, оттаяли и стали сами вылетать из рожка.
Мы с кучером в течение всего вечера наслаждались этой «очаровательной музыкой».
Вот, оказывается, что будет, если на сильном морозе дуть в рожок, а потом внести этот рожок в теплое помещение. Замерзшие звуки оттают, и вы сможете «в течение всего вечера» наслаждаться «очаровательной музыкой». Правда, чтобы «заморозить» звуки, нужны очень низкие температуры, ну да в России такие морозы иногда бывают.
Конечно, хитрый барон знал цену всем своим рассказам. Знал, что солнце не может простудиться и отморозить себе щеки. Знал, что никакие звуки нельзя «заморозить», а потом «разморозить».
Но... Если бы он знал, что пройдет менее ста лет и люди все-таки научатся и «замораживать» и «размораживать» любые звуки, вряд ли бы он стал сочинять историю про оттаявший рожок.
Простуженное солнце и оттаявшие звуки казались барону явлениями одного порядка. И то и другое представлялось ему одинаково невозможным.
Мысль зафиксировать звуки (чтобы сохранить их и потом воспроизвести) возникла очень давно. Примерно три тысячи лет назад. Существовало даже предание о том, будто в глубокой древности некоему повелителю гонец доставлял говорящие вести в особой шкатулке...
Так часто бывает. У людей появляется потребность в чем-то. Осуществить ее долго не удается. Потребность становится мечтой. Мечта воплощается в сказках, небылицах, научной фантастике. Человеческая фантазия, естественно, опережает возможности науки и техники.
Записывать звуки, а потом воспроизводить звукозапись хотелось многим. Но как к этому подступиться?
1807 год. Английский физик Т. Юнг записывает на вращающемся цилиндре звуковую вибрацию камертона.
1842 год. Немецкий физик В. Вертгейм повторяет подобную запись на диске.
1857 год. Наборщик и корректор ученых записок Французской академии наук Л. Скотт конструирует чувствительные мембраны и с их помощью записывает звуковые колебания на закопченное стекло, которое перемещается под резцом специальным часовым механизмом. Конструктор надеется, что звуковую дорожку речи можно будет читать как своеобразную стенограмму. Он хочет облегчить труд ученых и писателей. Свой аппарат он называет «фоноавтограф» («звуковой автограф»).
1874 год. Французский ученый и поэт Шарль Кро формулирует идею звукозаписывающего и звуковоспроизводящего аппарата, названного им «палеофон» («голос прошлого»). В аппарате предусмотрена запись на поверхности пластинки и размножение звуконосителя (тиражирование звукозаписи!). В 1877 году Кро подает свою заявку во Французскую академию наук. Увы, на опыты нужны деньги. Но те, кто мог бы дать ему деньги, не хотят раскошеливаться. Кро пишет: «Есть все основания думать, что они хотели бы устранить меня от работы над этой проблемой. Справедливость не скоро восторжествует, пока во всем существует влияние капитала на науку».
1877 год. Год, открывший эру звукозаписи и звуковоспроизведения... Американский изобретатель Томас Альва Эдисон наклоняется над своим новым аппаратом — фонографом (фонограф: от греческих слов «фоно» — звук и «графо» — пишу. В буквальном переводе «звукописец»). Медленно и четко произносит Эдисон в рупор аппарата слова известной всем американским ребятишкам песенки о Мэри, у которой был маленький барашек... Вращается валик, покрытый оловянной фольгой. Колеблется от звука голоса чувствительная мембрана, и тонкая игла, жестко соединенная с мембраной, процарапывает на поверхности фольги первую в мире звуковую дорожку: дорожку, с которой сделанную звукозапись можно тут же воспроизвести...
Запись окончена. Эдисон ставит иглу на самое начало дорожки. Опять вращается валик. Движется по дорожке игла. Ее колебания передаются мембране. И мембрана голосом Эдисона шепчет о Мэри и о ее маленьком барашке. Звук еле-еле слышен. Чтобы разобрать слова, нужно приблизить ухо к самому рупору...
К сожалению, оловянная фольга очень непрочна. Записанное можно прослушать только один раз. Второй раз слов уже не разобрать. При воспроизведении запись разрушается. Для нового прослушивания необходимо заменить испорченную фольгу новой и произвести новую запись. Кстати, при воспроизведении звук «с» и шипящие звуки оставляют желать много лучшего. Приходится подбирать для записи такие слова, в которых неудобных для воспроизведения звуков почти нет.
Тем не менее фонограф Эдисона имеет необыкновенный успех. Правда, кто-то назвал его «научной игрушкой». Но скептика мгновенно заглушили восторженными статьями: американская пресса на все лады расхваливала говорящую машину.
Изобретатель телефона А. Белл предлагает заменить фольгу тонким слоем воска. В 1886 году он со своими компаньонами создает графофон, в котором валик, покрытый воском, неподвижен, а мембрана с иглой вращается вокруг валика. Как и в фонографе, в графофоне валик может служить только для одного раза. Белл приглашает Эдисона вместе усовершенствовать этот аппарат. Эдисон отказывается. В 1888 году он создает более совершенный фонограф, уже пригодный для коммерческой эксплуатации.
В новом фонографе Эдисона валик был весь из воска. Сделанную запись можно прослушивать много раз. Конечно, с каждым разом запись звучит все хуже, но не это самое главное. Самое главное — звукозаписи нельзя тиражировать. Каждая сделанная запись уникальна: существует в единственном экземпляре.
Артистам каждый новый валик нужно «напевать» заново. Модные певцы целый день поют в рупор одну и ту же песенку: и по 50 и даже по 100 раз. Да еще во всю мощь своих голосовых связок. Иначе запись получится очень тихой. К концу дня артисты начинают буквально хрипеть... Зато через несколько минут напетый валик поступает в продажу.
Появляются первые коллекционеры восковых валиков.
Стоят записанные валики дорого. Их берегут. Прослушивают редко, чтобы не портить. Хранят на холоде: воск ведь боится тепла (вспомним барона Мюнхгаузена, знавшего, что холод сохраняет звуки!).
Хорошо, что в новых фонографах предусмотрено приспособление для стирания прежних записей. На стертый валик можно записать и свой голос, и голоса своих детей. Производится и воспроизводится запись предельно просто. Да еще на одном и том же аппарате.
...И снова 1888 год. Американский инженер Эмиль Берлинер изобретает граммофон. В граммофоне не валик, а диск. И это сразу меняет дело. Ведь валики не тиражируются. А диски тиражируются (штампуются) в любом количестве.
Теперь певцу достаточно пропеть один раз. Его запишут на цинковую пластинку, покрытую тонким слоем воска. Звуковую канавку на воске протравят кислотой, и на цинке получится копия записи. Штампуй сколько хочешь! «Каждая копия является равноценной оригиналу», — уверяет Берлинер. Ему трудно возразить.
Начинается борьба граммофонов с фонографами. Кто кого победит?! Поначалу фонографы вырвались вперед. Валик звучал 4,5 минуты, а пластинка 1 минуту. Валик вращался пружиной (в самых дорогих фонографах даже электрическим моторчиком!), а владелец граммофона должен был сам крутить ручку своего аппарата. Кроме того, на первых порах валики звучали лучше пластинок.
Но вскоре все изменилось. Берлинер нашел материал, из которого получались штампованные пластинки, звучащие не хуже валиков. Штамповать пластинки стали копиями матриц (матрицы снимались при помощи гальванопластики), при этом оригинал записи сохранялся. В граммофон вставили почти бесшумный механизм, равномерно вращающий диск в течение трех минут.
К началу века общий тираж грампластинок превысил четыре миллиона экземпляров — почти три тысячи наименований! В основном это были модные песни, романсы, арии из опер, бальные танцы, марши в исполнении духовых оркестров.
В 1903 году односторонние диски уступили место двусторонним.
Коллекционирование грампластинок стало массовым. Людей, коллекционирующих звукозаписи, начинают называть филофонистами (филофонист: от греческих слов «филео» — люблю и «фоне» — звук. То есть в буквальном переводе — «любитель звуков»).
Но обо всем этом барону Мюнхгаузену никогда уже не узнать. Как не узнать и о том, что благодаря удивительной фантазии он по праву может считаться первым в мире филофонистом. Конечно, вместе со своим кучером. Ибо до них никто в мире еще не наслаждался «в течение всего вечера» «очаровательной музыкой», вылетающей из рожка.
Н.Халатов - От грампластинки до цветомузыки. 1982 г.
У него была буйная фантазия. И своя, очень убедительная, логика. Все его небылицы строились по известному принципу: «Что будет, если...»
Одну небылицу хочется привести почти целиком: «...Я решил уехать из России, сел в карету и покатил на родину. Зима в том году была очень холодная. Даже солнце простудилось, отморозило щеки, и у него сделался насморк. А когда солнце простужено, от него вместо тепла идет холод. Можете себе представить, как сильно-я продрог в моей карете!
Дорога была узкая. По обеим сторонам шли заборы. Я приказал моему ямщику протрубить в рожок, чтобы встречные экипажи подождали нашего проезда, потому что на такой узкой дороге мы не могли бы разъехаться.
Кучер исполнил мое приказание. Он взял рожок и стал дуть. Дул, дул, дул, но из рожка не вылетало ни единого звука!»
Зато потом в гостинице... «Мой кучер повесил рожок неподалеку от печки, а сам подошел ко мне, и мы начали мирно беседовать.
И вдруг рожок заиграл:
«Тру-туту! Тра-тата! Ра-рара!»
Мы очень удивились, но в ту же минуту я понял, почему на морозе из этого рожка нельзя было извлечь ни единого звука, а в тепле он заиграл сам собой.
На морозе звуки замерзли в рожке, а теперь, отогревшись у печки, оттаяли и стали сами вылетать из рожка.
Мы с кучером в течение всего вечера наслаждались этой «очаровательной музыкой».
Вот, оказывается, что будет, если на сильном морозе дуть в рожок, а потом внести этот рожок в теплое помещение. Замерзшие звуки оттают, и вы сможете «в течение всего вечера» наслаждаться «очаровательной музыкой». Правда, чтобы «заморозить» звуки, нужны очень низкие температуры, ну да в России такие морозы иногда бывают.
Конечно, хитрый барон знал цену всем своим рассказам. Знал, что солнце не может простудиться и отморозить себе щеки. Знал, что никакие звуки нельзя «заморозить», а потом «разморозить».
Но... Если бы он знал, что пройдет менее ста лет и люди все-таки научатся и «замораживать» и «размораживать» любые звуки, вряд ли бы он стал сочинять историю про оттаявший рожок.
Простуженное солнце и оттаявшие звуки казались барону явлениями одного порядка. И то и другое представлялось ему одинаково невозможным.
Мысль зафиксировать звуки (чтобы сохранить их и потом воспроизвести) возникла очень давно. Примерно три тысячи лет назад. Существовало даже предание о том, будто в глубокой древности некоему повелителю гонец доставлял говорящие вести в особой шкатулке...
Так часто бывает. У людей появляется потребность в чем-то. Осуществить ее долго не удается. Потребность становится мечтой. Мечта воплощается в сказках, небылицах, научной фантастике. Человеческая фантазия, естественно, опережает возможности науки и техники.
Записывать звуки, а потом воспроизводить звукозапись хотелось многим. Но как к этому подступиться?
1807 год. Английский физик Т. Юнг записывает на вращающемся цилиндре звуковую вибрацию камертона.
1842 год. Немецкий физик В. Вертгейм повторяет подобную запись на диске.
1857 год. Наборщик и корректор ученых записок Французской академии наук Л. Скотт конструирует чувствительные мембраны и с их помощью записывает звуковые колебания на закопченное стекло, которое перемещается под резцом специальным часовым механизмом. Конструктор надеется, что звуковую дорожку речи можно будет читать как своеобразную стенограмму. Он хочет облегчить труд ученых и писателей. Свой аппарат он называет «фоноавтограф» («звуковой автограф»).
1874 год. Французский ученый и поэт Шарль Кро формулирует идею звукозаписывающего и звуковоспроизводящего аппарата, названного им «палеофон» («голос прошлого»). В аппарате предусмотрена запись на поверхности пластинки и размножение звуконосителя (тиражирование звукозаписи!). В 1877 году Кро подает свою заявку во Французскую академию наук. Увы, на опыты нужны деньги. Но те, кто мог бы дать ему деньги, не хотят раскошеливаться. Кро пишет: «Есть все основания думать, что они хотели бы устранить меня от работы над этой проблемой. Справедливость не скоро восторжествует, пока во всем существует влияние капитала на науку».
1877 год. Год, открывший эру звукозаписи и звуковоспроизведения... Американский изобретатель Томас Альва Эдисон наклоняется над своим новым аппаратом — фонографом (фонограф: от греческих слов «фоно» — звук и «графо» — пишу. В буквальном переводе «звукописец»). Медленно и четко произносит Эдисон в рупор аппарата слова известной всем американским ребятишкам песенки о Мэри, у которой был маленький барашек... Вращается валик, покрытый оловянной фольгой. Колеблется от звука голоса чувствительная мембрана, и тонкая игла, жестко соединенная с мембраной, процарапывает на поверхности фольги первую в мире звуковую дорожку: дорожку, с которой сделанную звукозапись можно тут же воспроизвести...
Запись окончена. Эдисон ставит иглу на самое начало дорожки. Опять вращается валик. Движется по дорожке игла. Ее колебания передаются мембране. И мембрана голосом Эдисона шепчет о Мэри и о ее маленьком барашке. Звук еле-еле слышен. Чтобы разобрать слова, нужно приблизить ухо к самому рупору...
К сожалению, оловянная фольга очень непрочна. Записанное можно прослушать только один раз. Второй раз слов уже не разобрать. При воспроизведении запись разрушается. Для нового прослушивания необходимо заменить испорченную фольгу новой и произвести новую запись. Кстати, при воспроизведении звук «с» и шипящие звуки оставляют желать много лучшего. Приходится подбирать для записи такие слова, в которых неудобных для воспроизведения звуков почти нет.
Тем не менее фонограф Эдисона имеет необыкновенный успех. Правда, кто-то назвал его «научной игрушкой». Но скептика мгновенно заглушили восторженными статьями: американская пресса на все лады расхваливала говорящую машину.
Изобретатель телефона А. Белл предлагает заменить фольгу тонким слоем воска. В 1886 году он со своими компаньонами создает графофон, в котором валик, покрытый воском, неподвижен, а мембрана с иглой вращается вокруг валика. Как и в фонографе, в графофоне валик может служить только для одного раза. Белл приглашает Эдисона вместе усовершенствовать этот аппарат. Эдисон отказывается. В 1888 году он создает более совершенный фонограф, уже пригодный для коммерческой эксплуатации.
В новом фонографе Эдисона валик был весь из воска. Сделанную запись можно прослушивать много раз. Конечно, с каждым разом запись звучит все хуже, но не это самое главное. Самое главное — звукозаписи нельзя тиражировать. Каждая сделанная запись уникальна: существует в единственном экземпляре.
Артистам каждый новый валик нужно «напевать» заново. Модные певцы целый день поют в рупор одну и ту же песенку: и по 50 и даже по 100 раз. Да еще во всю мощь своих голосовых связок. Иначе запись получится очень тихой. К концу дня артисты начинают буквально хрипеть... Зато через несколько минут напетый валик поступает в продажу.
Появляются первые коллекционеры восковых валиков.
Стоят записанные валики дорого. Их берегут. Прослушивают редко, чтобы не портить. Хранят на холоде: воск ведь боится тепла (вспомним барона Мюнхгаузена, знавшего, что холод сохраняет звуки!).
Хорошо, что в новых фонографах предусмотрено приспособление для стирания прежних записей. На стертый валик можно записать и свой голос, и голоса своих детей. Производится и воспроизводится запись предельно просто. Да еще на одном и том же аппарате.
...И снова 1888 год. Американский инженер Эмиль Берлинер изобретает граммофон. В граммофоне не валик, а диск. И это сразу меняет дело. Ведь валики не тиражируются. А диски тиражируются (штампуются) в любом количестве.
Теперь певцу достаточно пропеть один раз. Его запишут на цинковую пластинку, покрытую тонким слоем воска. Звуковую канавку на воске протравят кислотой, и на цинке получится копия записи. Штампуй сколько хочешь! «Каждая копия является равноценной оригиналу», — уверяет Берлинер. Ему трудно возразить.
Начинается борьба граммофонов с фонографами. Кто кого победит?! Поначалу фонографы вырвались вперед. Валик звучал 4,5 минуты, а пластинка 1 минуту. Валик вращался пружиной (в самых дорогих фонографах даже электрическим моторчиком!), а владелец граммофона должен был сам крутить ручку своего аппарата. Кроме того, на первых порах валики звучали лучше пластинок.
Но вскоре все изменилось. Берлинер нашел материал, из которого получались штампованные пластинки, звучащие не хуже валиков. Штамповать пластинки стали копиями матриц (матрицы снимались при помощи гальванопластики), при этом оригинал записи сохранялся. В граммофон вставили почти бесшумный механизм, равномерно вращающий диск в течение трех минут.
К началу века общий тираж грампластинок превысил четыре миллиона экземпляров — почти три тысячи наименований! В основном это были модные песни, романсы, арии из опер, бальные танцы, марши в исполнении духовых оркестров.
В 1903 году односторонние диски уступили место двусторонним.
Коллекционирование грампластинок стало массовым. Людей, коллекционирующих звукозаписи, начинают называть филофонистами (филофонист: от греческих слов «филео» — люблю и «фоне» — звук. То есть в буквальном переводе — «любитель звуков»).
Но обо всем этом барону Мюнхгаузену никогда уже не узнать. Как не узнать и о том, что благодаря удивительной фантазии он по праву может считаться первым в мире филофонистом. Конечно, вместе со своим кучером. Ибо до них никто в мире еще не наслаждался «в течение всего вечера» «очаровательной музыкой», вылетающей из рожка.
Н.Халатов - От грампластинки до цветомузыки. 1982 г.
Также стоит посмотреть: